между висками веками шипит, шуршит, бело шумит песок. песок насквозь наискосок полосуют черви. скверно, совсем скверно; шай-хулуд пожирает собственный хвост, хвост к зубам шай-хулуда прирос, наверно. на песке строить храмы минервы; отделять пряность от плевел, пока черви не источили краеугольный гранит.
песок в голове гудит.

@темы: in a galaxy far-far away luke has had a lousy day

---

нормальные люди перед поездкой беспокоятся, взяли ли они деньги, паспорт, билеты. я же паникую потому, что нооооожницы пропали, любимые ноооожнички. тьфу.
плевать в питерские каналы не буду, это банально; плюну в петергофские фонтаны.

---

«i don’t wanna go to pieces, easy going, afraid to fly and so i’m running
catching fish and chopping wood, the revolution, slow time coming
i don’t know what else to do, cross my fingers, teach the children
read your fortunes, storm the studios, come on all ye faithful pilgrims»

Куда-нибудь бы из бетона прочь.

---

— Последний раз! Последний раз, Ар-Два, я тебя послушал! — Си-Три-Пи-О патетически воздел руки к небу; в металлических суставах захрустел песок. — Мы простые рабочие роботы, нас бы никто не тронул! Максимум бы — отправили в школу сгибателей!
Ар-Два-Дэ-Два пренебрежительно пискнул.
— Ах вот как? А ты!... А ты, ты — ржавая консервная банка, ведро с гайками!
— Пи-ип!
— А ты — первый искусственный спутник Земли!
— Пип!
— Сам ты ай-Пад!
— Пи-и-и-пи-ип!
— Да никогда никто у нас в роду на винде не работал! Не было такого позора!
— Пип. Пип. Пип-пип.
— О-о-о, надо же, ты перешёл на фортран! Может, ты ещё и на перфокартах меня обматеришь?!
— Пи-пип.
— Т-ты, ты!... Сын калькулятора и телеграфа! Ты груб, примитивен, ты байт о байт ниразу не ударил! Ты даже веришь в то, что двойка существует!
Ар-Два-Дэ-Два яростно промолчал.
— Всё, хватит! Беру дело в свои руки! Сколько можно под твоим бездарным руководством бродить по пустыне! То же мне, навигатор! Ты же путаешь GPS с GPRS! И как я мог тебе довериться? ...Вот! Я вижу какой-то транспорт! Они нам помогут! Возможно, вправят тебе микросхемы, ты, мегабайтное хамло. ...Эй, эй! Простите, простите, вы нам не поможете?
Существа молчали. Под капюшонами желтели глаза, на капюшонах позвякивали колокольчики.
— Эээ. Как ты думаешь, есть шанс, что они примут тебя за пепелац? — Си-Три-Пи-О наклонился к Ар-Два. Ар-Два затравленно вращал головой.
— Ку? — неуверенно произнёс Си-Три-Пи-О.
Джавы сомкнули кольцо.

***
— Ну хорошо, мы пойдём добровольно, не надо толкаться, нет, нет! Я сам залезу в сандкраулер! Не надо меня ничем поднимать! Что? Что это за штука? Магнит?!
Си-Три-Пи-О с гулким звоном прилип к подъёмному магниту. Механизм загудел.
— Не-е-е-ет! Снимите, сним-мите эт-то с м-меня... Эх. Чёрт. Ииии! - Sheeeeee'll be coming 'round the mountain when she coooomes! She'll be coming 'round the mountain when she coooooomes! Hey, I'm pretty good!

@темы: music and blasters and old jedi masters

---

От изъебонов хорошо помогает поспать десять часов под двумя одеялами и пятью пледами. Этакая дышащая цветная гора.
Я всё ещё конечно намерена возлиять сутки через трое, но буду делать это с меньшим пафосом и трагизмом в широких жестах. Главное — не забыть в Петербург захватить дрель.

---

Ой, ой-ёй, ой. Ведь небу уже самолётов не надо, ведь небо уже не становится ближе.
Иногда люто сожалею о том, что не умею ни петь, ни музицировать, ни рисовать, потому что то, что я умею — а именно писать текстики с использованием нелепых слов типа «лютый» или «коррелировать» — мне никак не помогает излить пьяную горечь, лимфу, сгустившуюся на незаживших царапинах. И фантастически одновременно шумная и ясная голова — на плечах не держится, норовит укатиться куда-нибудь в дождь.
По утрам включаю ту хорошую девушку, относительно добрую, относительно терпимую, которая мне помогает плавать в этом бесконечном венерианском дожде; хожу в ней целый день; в ночи снимаю, складываю в шкаф. На работе в ней нет нужды, правда, там чистый абстракционизм, теория верховенства разума. Но вот в брейн я в ней пойду, например. И в Петербург, например, я в ней поеду. В ней и в коньяке. С соседом договорились: он берёт с собой дрель, пьёт со мной и следит за мной и за дрелью. Где-то ещё в эти три дня проскакивает мартини, но это не так важно. Если повезёт, не всё время будем гнить в чэгэкашных застенках, вдруг да и плюну в Мойку и обнимусь с эрмитажным атлантом.
Если совсем повезёт, конечно, то меня отпустит уже в кинопятницу или киносубботу. Если не повезёт — ну, не повезёт. Ну, буду меньше спать, меньше есть, больше заигрывать с Вакхом, больше говорить о всякой глобальной ереси. Хаксли перечитаю, погадаю на классической японской поэзии. Подстригусь, в конце концов, покрашусь в чёрный.
Это я ещё не всё сказала, увы.

---

умри, умри всё живое. ваще. везде. вааааа ааа ааа.

Star Wars Photos That are Seldom Seen (113 pics)

---

— А теперь покатааааай меня, баальшаааая «черепааааааха»! — хлопал в ладони и смеялся Цезарь.
Легионеры, угрюмо переругиваясь, становились в строй.

@темы: why didn’t they all just relax back on ta-too-ine

---

— Это нечто вроде истерики, — неопределённо разводит руками, — как нытьё ребёнка: хочу, вот это хочу себе срочно-сейчас-дай-дай-дай; и нет никаких сил справится с этим, да и желания особого тоже нет. Так и воет эта истерика, носится в воздухе, отравляя солнечный свет.

---

Застрять в зеркале или застрять в фильме — даже не знаю, что хуже.

---

Russia in color, a century ago



Цвет внезапно огорошивает и неумолимо ставит перед фактом, что:
а) всё это было сто лет назад, стооооа;
б) всё это было, нет, серьёзно, было на самом деле, и прошлое когда-то тоже было настоящим;
в) и по большому счёту ничего с тех пор не поменялось, разве что интеллигенция на фотография перестала закидывать ногу за ногу да большие сложные технические штуки стали ещё больше и сложнее.

---

«Будешь курить — я тя найду», говорите? Ну типа того. Млею, значит, давеча на балконе в полувечерней прохладе. По улице катит пара коляску детскую: точнее, папаша катит, мамаша катится рядом и курит. И животик у мамаши какой-то неопределённый: то ли она снова беременная, то ли наоборот только после родов. Ну я возьми да и гаркни с высоты балкона: «Брось сигарету!» Папаша вздрогнул и заозирался, мамаша сурово напряглась и через два метра сигарету выкинула. Правда, незатушенную и на траву, но «Молодец!» вдогонку всё равно получила.
Хотелось ещё наорать на здорового батяню с пацанёнком, что вальяжно переходил улицу через двойную сплошную, но тот мог в ответ и нахуй послать, хехе.

---

— Замолчите.
— Я ничего не говорил!
— Вы думали. Это раздражает.

«Шерлок», ВВС, 2010.

Не пытаться мысленно совать Ватсону в руки белое полотенце и сборник вогонской поэзии.
Корчиться в муках умиления над английским акцентом.
Нет, не так. Просто корчиться в муках умиления. Да.
И не гуглить никакой информации, чтобы продлииииить кооооооорчиааааааа.

---

добропорядочное лицемерие, социальная средневековая повинность. а год назад сверху падал серый свет, круглый и долгий, как в римском Пантеоне; снизу поднимался железный лязг. в конце - только серый свет, железный лязг.
мне следовало бы, пожалуй, сбежать, как обычно делаю. но это только плодит незавершенные гештальты, полуобрубленные извивающиеся щупальца во мгле.
...под древней, необъятной сосной нашла рыжего кота. он положил голову мне на ладонь. урчал в ладони. бело-рыжий. и глаза желтые. а потом уважительно отодвинулся и попытался сблевать.
шикарно.

@темы: in a galaxy far-far away luke has had a lousy day

---

Видела табличку «ООО "Спорынья"». Много размышляла.

---

Так вот, что было после кухонных весов.
Была насыщенная звёздная ночь. Луна там фосфоресцирующая, мотыльки. Вольготное вино в полугранёных стаканах.
А потом Заяц с заговорщицким видом фокусника достал два фонарика, обмотанных бумагой вдоль луча света. И стало нас два добрейших джедая — с белым мечом и с синим.

Когда кончился уже коньяк, догорел фейерверк и растаяли предрассветные сумерки, разошлись спать.
Но за окном игриво орали птицы, стены же выгибались от могучего храпа. Через два часа птицы наорались и принялись молча жрать червячков и мушек, источник могучего храпа получил от кого-то три раза пяткой по шее и почти умолк; так что сон, волшебный сон, спокойный сон, и наконец-то можно достать из ушей пальцы, никаких больше биологических берушей, сон, тихий сон, спокойный, доооолгий, полноценный — что-а, уже час дня?!

Час дня. Солнце в зените. Воздух от жары плавится, течёт и звенит.
А мы внезапно идём купаться на озеро. Озеро близко, заверяют, буквально полчаса, мы тут замечательно срежем через дачи, мы знаем короткую дорогу.
На слове «буквально» должен был сработать инстинкт самосохранения, но, измученный коньяком и храпом, он безответственно спал; и в то время, когда правильный ответ был: «А, хаха, хааааа, хааа, нет, спасибо» — на деле прозвучало: «Ну, акей, погнали».

Час дня, 13.00. Пятнадцать человек на пакет абрикосов. Йо-ха, ха, ха, и две бутылки тёплой минералки.
13.15. Люди источают оптимизм. Больше всего оптимизма в тех четверых, что идут босиком.
13.30. Юноша по имени Петя, приехавший утром и не вкусивший ночных алкогольных и бессонных прелестей (какие-то три утренние бутылки пива не в счёт), бегает кругами с воздушным змеем. Во взгляде Зайца (десять змеев, хехе) читается: «Ха, любитель!»
13.45. Впереди появляются коровы. Они мычат. Мы тоже. Но их хотя бы сейчас подоят.
13.55. Юноша по имени Женя, пока спрашивал дорогу, очаровал двух прекрасных селянок. Одна из них, указав направление, заинтересованно спросила: «А вы кто?» Женя могуче расправил плечи и небрежно ответил: «Вам лучше не знать — мы в розыске». Селянка уважительно посмотрела на плечи и сплюнула шелуху.
14.00. Впереди озеро. Но это не то озеро. Нам почему-то нужно другое озеро. Лично мне уже не нужно никакое озеро. Лично мне никакое озеро не нужно было с самого начала, я не собиралась купаться, а лишь рассчитывала запечатлеть, как игрок элитарного клуба, обладатель хрустальной совы, ну не знаю, теряет купальник, например.
14.10. Спросили дорогу у бодрого мужичка в плавках. Бодрый мужичок наказал идти прямо до берёзы, зазывал в бассейн и долго кричал вслед что-то неразборчивое.
14.15. Нашли берёзу. Потом нашли узкую тропинку. На узкой тропинке нашли реченьку, мостик и мужика на мостике. Мужик смотрел сочувственно.
14.16. Вода. Озеро. Уже похуй.
14.20. Юноша по имени Саша, засёкший время до озера, в печали. Печаль примерно такова: «Полчаса? Полчаса?! Час двадцать! Час! Двадцать!»

Ну, купальник Сава так и не потеряла. Зато у неё была оранжевая пижамка.
А Заяц полез в воду в маечке. Маечка намокла и очертила всю ту монументальность... хм, хм, ну, в общем, монументальность. Петя в погоне за фрисби почти упал на Зайца, но устоял. Потом посмотрел, куда он падал, сказал «привееееет» и попытался упасть ещё раз.
И вот, значит, стою я на пирсе, а внизу плещутся женщины в маечках и мааанят, мааанят. Говорят, иди, Надя, к нам, иди; а Заяц просто подплыл к пирсу и смотрел. А, что там. Обняла металлоконструкцию, сказала, что я Одиссей и что коварные сирены там, внизу, могут манить и дальше, но я привязана-таки к мачте и лучше здесь постою.

Назад мы шли не короткой дорогой.
Минут сорок. Не час двадцать. Уже лучше. Но! В сиесту. Под неистовым солнцем. Когда под ногами таял и шипел асфальт.
И вечером того же дня, выползая из душа, Заяц говорит:
— Битум, слава богу, битум. Не ожоги. Отмылся.
У меня же на память остались красные плечи, красная грудь и белая полоса наискосок неё — от сумки через плечо. Заяц гнусно смеялся, тыкал пальцем и говорил: «Портупеееея, портупеееея!» Сирены — они и на суше коварные, да.

---

У девочки Саши 24 числа был день рожденья. Саша подошла к вопросу дня рождения по-юридически внимательно и предупредительно: за месяц грозно оповестила приглашённыx, за три недели пытливо выяснила алкогольные предпочтения, за две недели — составила в жжэ виш-лист. В виш-листе всё было аккуратно и добровестно прописано. Вариантов было много. Но Саша на всякий случай доверительно рекомендовала: чуваки-товарищи, договоритесь между собой, не дарите мне 15 подушек для автобуса. Акей, думают чуваки, не будем.

Прошла ещё неделя; на её исходе Сава, проштудировав виш-лист, степенно говорит:
— Скидываемся на кухонные весы.
— Скидываемся, — согласно вторит Ять.
Скинулись.
Купили. Переключились на прочие радости жизни. (Так, поздравили Соседа, подарили клаксон. Человеку, собравшемуся на велосипеде в Вильнюс, просто необходим клаксон.)

Прошла последняя неделя. По контакт-листу ползает Заяц и живо интересуется, кто что дарит.
— Вот вы что Александре Георгиевне дарить думаете?
— Мы на что-то скинулись, — отвечаю. — Точно скинулись. Кажется, на кухонные весы.

— Вот вы что Александре Георгиевне дарить думаете? — спрашивает Заяц в другом окне.
— Кухонные весы, — отвечает другое окно.
— Что же вы все весы дарите... — печалится Заяц, полагая, мол, скинулась толпа людей на весы, а Заяц не успел скинуться, ай-яй.
— Кто вы? — насторожилось, однако, другое окно.
Заяц объясняет: вы — это вы все вместе, Заяц у Нади спрашивал.
— Стоп, — напрягается другое окно: — Стоп. Ничего про Надю не знаю.

Заяц аккуратно переключается между окнами.
— А вы — это кто вы? — бережно спрашивает у меня Заяц.
— Ятью, — рассеянно реагирую.
— Эээ, — бодро говорит Заяц и скидывает соседний лог.

— Бляяяять, — нежно отвечаю, — Так и передайте.
— Я вот думаю, — размышляет Заяц, — может, ей ещё весов прикупить?
— Ахаха, хааа, — бьюсь смайликом о дивную кирпичную стену.

Так у Александры Георгиевны появились кухонные весы для взвешивания кухонных весов.

@темы: фургончик с квасом, панировочный сухарь

---

Меня угнетает то, что почему книга хороша — я могу объяснить на письме, а почему книга охуенна — не в состоянии. И цитирование не помогает, тут нужны только средневековые сумерки и чтобы полчаса меня никто не перебивал.

«Поскольку, по словам ткачихи из Бата, Бог наградил женщину тремя талантами — обманывать, плакать и ткать».

А в сумеречных рассказах получается внезапно так много правды, что это уже похоже на обман.

@темы: я не успею прочитать 200 книг за год

---

Есть у меня мозг, а есть сердце — большооое, как у телёнка. И работают они посменно. Нынче сердце.

---

Дома на той стороне улицы ползут друг за другом на юг, изгибаясь и выгибаясь посередине, как гусеницы.

***
В троллейбус в ванной не играли, но в платьях-костюмах потели. В ванной же — плавали один пакет сока, второй, кувшин сангрии, термос со льдом, жёлтая резиновая уточка. В четыре часа — в полусне, встрепенулась только для того, чтобы обличительно подвести итог, мол, как пафосно намечалось, платья-косюмы-дефлопе, и всё равно в четыре утра играют в скраббл и ржут в хомяка.
Когда просыпаюсь, первое, что вижу, — сосны и синее небо над ними.

***
Для контраста смотрю про туманно-зелёный холерный Китай, для катарсиса — все вестерны, какие были.