now can we please resume saving the world?
Я тут вот изо всех карманов и сумок журавликов повытягивала. И содрогнулась.
Как-то уже упоминала, что на одном журавлике была надпись «Люди — бляди», на втором — «Жалко людей». Нашла ещё подписанных журавлей:

— Темнота — друг.
— 644.
— А вы бы дали Дали, если бы были другим Дали?
— Аааа, я боюсь летать!
— Лучше журавль в руке.
— Я — синица.
— One last drink.
— Сделать хотел козу, а получил грозу.
— Я — угрюмая гурьба врачей-шарлатанов.
— Хочу на тёмную сторону!
— Я — белая птица удачи.
— Не смотрите на меня! Я голая женщина!
— Да идите вы все.
— У меня тоже есть анальный плавник.
— Я просто верю в то, что рушить догмы — лучший способ не стареть, что песни могут останавливать бомбы, и в то, что тишина — это смерть.
— Я эффект Доплера! Могу продемонстрировать!
— Спасибо, ты самый лучший друг.
— Счастливы глупые и трезвые люди.
— Ради всего святого, Монтрезор!

Есть ещё какой-то журавлик про Париашка, но я не могу его прочесть.

И так далее. Всего 85, подписанных только часть. Ещё есть кусудама, выпотрошенная кошка и смертельно больной носорог.
И штук тридцать из салфеток осталось во Фрайдисе.
— Вы лепите тысячу, чтобы желание загадать? — спросил тамошний официант.
— Да, — говорю.
Официант ушёл и вернулся со второй стопкой салфеток:
— А у нас во Фрайдисе есть легенда: если выпить тысячу Лонг-Айлендов, все желания сами собой исполняются.

На третьем Лонг-Айленде подумала, что до тысячи журавликов мне всё-таки ближе.