Ахахах, а вот сейчас я буду лютовать и в конце каждого нервного предложения ставить два восклицательных знака!! А когда начну ставить пять — стану по Пратчетту призраком оперы и буду люто лютовать. What am I doing? I'm haunting you, what else! Hey! Hey! You can't hang up on the undead! (Если вы знаете, откуда эта фраза, признайтесь сейчас, чтобы я смогла вас обнять, ага.)
Иногда мне хочется сделать вот так: «А-а-а-агра-грахграх-роар!» Грозно размахивая при этом руками. И неистово бегая по кругу. А всё почему? Да по совокупности.
Вот, допустим, далай-лама. (Да, это первое, что приходит на ум). Как-то раз падает с грохотом ко мне в аську заяц и вещает человеческим голосом: — Лама смотрит на нас как на говно! — и картинку кидает: оп! Действительно, лама смотрит. Впрочем, ну смотрит и смотрит, лошадь Пржевальского, допустим, меня тоже не одобряет, но переживать я из-за этого не стану и забуду через десять минут, отвлёкшись на, скажем, выуживание с ютуба монологов Дилана Морана или на, не знаю, ненависть к тачпаду. Но как-то вот время проходит, и вновь спрашиваю у зайца: — Лама же смотрит на нас как на говно? — Ну да, — с болью в голосе отвечает заяц. — Ага! — развиваю логику: — А далай-лама смотрит на нас как на говно? — Как на далай-говно? — уточняет заяц. — Сначала надо узнать, что такое «далай». Может, это святость означает. — Holy shit! — восклицает заяц. Вот, думаю, хаха, раскрутили происхождение иностранной ругани. Эко бы гордился. — Больше всего мне нравится перевод «срань господня», — радостно добавляет заяц. Думаю, насколько этично будет в википедии искать слова «срань господня»; не определившись, ищу про далай-ламу. — «Далай», — говорю, — на монгольском означает «океан». И здесь открылись такие метафизические просторы, что обычная клаустрофобия разбухла до размеров агорафобии. Во-первых, это у нас получается «океаническая срань». Во-вторых, откуда бы монголам знать про океан. В-третьих, у далай-ламы есть твиттер. (Это никак не связано со все предыдущим, ага, но в этом соль! Океаническая. ). То есть, категории, да, для далай-ламы в википедии. Такое зеркало жизни. Эссенция бытия:
Родившиеся 6 июля | Родившиеся в 1935 году | Кавалеры ордена Белого Лотоса | Кавалеры ордена Улыбки | Далай-ламы | Буддизм | Тибетская традиция буддизма:Персоналии | Учителя буддизма XX века | Учителя буддизма XXI века | Лауреаты Нобелевской премии мира | Награждённые Золотой Медалью Конгресса | Пользователи Twitter
Вот так. Вехи жизненного пути. От простого, скромного лауреат нобелевской премии до — ахахаха! фанфары! лучи софитов! белые слоны! — пользователя твиттера. Ага. Есть во всём этом что-то океаническое.
Или, допустим, я по долгу службы косвенно узнала, что в состав помады входит бычья сперма. Это знание косвенное, но ей-богу не хочу его уточнять; не-не-не. Особенно когда вспомню, как в качестве ответа на один вопрос в чэгэке Сосед выдвинул версию «бычье либидо». Ну вот просто так, исключительно от широты души.
Или вот ночь музеев. Все полутрезвые, по уши в шляпах и перфомансах. Пока заяц и кошка атакуют объективами балерин, мимов и женщин газетного покроя, работаю для них музой: брожу концентрическими кругами и источаю благость. Набрела на угол, в котором странные чуваки извлекали звуки из всякого (саксофоны, флексотоны, пивные бутылки и кружки Эсмарха, да). Перед чуваками извивались балерины в сетях. В ногах у балерин несчастно корчились абстракции в чёрном. Возможно, это были души погибших моряков, возможно, грешники девятого круга; а может, они не корчились, а неистово чесались — я не могу определить для себя границы в трактовке современного искусства. В общем, звук, балерины в сетях, грешники корчатся. Внемлю. Рядом с фотоаппаратом наперевес отступает дивного шарма женщина и говорит, ни к кому конкретно не обращаясь, с тончайшим, нежным сарказмом: — Мне нравится место, которое они выбрали. Чуваки, балерины и грешники крутились у бюста Гастелло. На стене по соседству красноармейцы упрямо освобождали Минск.
Чо-то подзаеблась. Но бложек удалять не хочется, стричься идти не хочется, коньяк не хочется, сладкого не хочется. Вон, может, сфотографироваться на фоне ковра и зарегистрироваться вконтакте, не знаю.
Примерно раз в два года я топлю печатную машинку. То есть, сжигаю рукопись в триста страниц с одной повторяющейся фразой «All work and no play makes Jack a dull boy». В общем, удаляю бложек. Потом успокаиваюсь и восстанавливаю сам факт бложека, но старые-то записи ухают в бездну яндексовского кэша и молча пялятся оттуда на Ницше. А потом проходит, например, два года, и в три ночи в аську падает от зайца что-нибудь вроде: «и про блюющую бабочку она тоже, видите ли, запись удалила!» А что я, у меня тоже ностальгия. В общем, вот трогательная злая запись от лета две тысячи восьмого года. Про блюющую бабочку.
Вообще я себя берегу от влияния массовой культуры. Фильтры контента и всё такое. Но иногда бывает, что просачивается хаос, просачивается. Например, давеча заяц из каких-то коварных побуждений подсунул ссылку на сообщество любителей докторхауса. Что любитель, любитель - это ещё терпимо, я, может, сам любитель. Могу поворковать в разумных пределах: «волосики седенькие, глазки голубенькие». И всё такое. Но чего я решительно не понимаю, так это стремления вышеупомянутых любителей сношать персонажей в максимально противоестественных композициях. Говорят, это называется слэш, и это уёбищно. В достопамятные времена Калянски, например, прошёлся по этой теме с присущей ему деликатностью. У меня же деликатность вырабатывается в ограниченных количествах, на всё её не хватает. Поэтому я ещё раз скажу: это уёбищно. Правда не понимаю, откуда что берётся. Вроде ж не писали, например, юные лилейные барышни девятнадцати лет и такого же века в розовые с рюшечками альбомы лирические зарисовки на тему интимных взаимоотношений, скажем, волконского и безухова или раскольникова и топора. Так что же сейчас все с ума посходили? Хотя вообще меня это не очень беспокоит. Ну пишут себе люди херню, ну и пожалуйста. Половина интернета пишет херню (а вторая половина эту херню читает, ну да неважно). Я просто картинку одну увидала давеча. Картинку. Нарисованную хвостом непокорного мула. Комментарий к картинке, правда, провозглашал её шедевром художественной мысли, но не это пугает. На картинке автор стремился изобразить, господипрости, поцелуй хауса и уилсона. В результате получился скорее тест Роршаха, в котором я лично вижу блюющую бабочку. Но блять, зачем вообще такое рисовать. А ведь находятся люди, которые к подобным картинкам оставляют отзывы типа: «Какая пусечка, респект автору».
Короче, «мировая культура в очередной раз насрала мне в душу».
Или как тот несчастный средневековый дурак с избитой гравюры, который из безумного любопытства протаранил головой небесную твердь и застрял в ней — задницей к грязному чумному миру, головой к запредельному огню. И если допустить, что и тысячу лет спустя звёзды — тоненькие игольные дырочки в тёмно-синей обёрточной бумаге, то, кажется, от неловкости моей рвётся всё тёмно-синее. А наружу вместо небесного жара прёт изнуряющая тоска — без края и начала, ровно настолько бесконечная, чтобы соответствовать безмерности вселенной.
Читать одновременно Павича и Апдайка занятно. В этом как раз единственное проявление вездесущего разделения по Павичу, и то весьма условное: Апдайк, может, и сидит в мужской части зала, но забросил ноги на кресло в женской части и попкорн размашисто швыряет туда же, где в женской половине Павич, кутаясь в шубу, делает вид, что ничего не происходит. Просто никогда нельзя сказать «люди делятся на два типа» и чахнуть над окончательной классификацией. Может, мир и дробится на две равновеликие части, но прямо сейчас мой мир сфокусирован на том, что я очень хочу чихнуть и не могу. Апдайк вот понимает такие штуки. У него отменный хаос состояний, хаос необъяснимый, но логичный и четкий, как бы странно это не звучало. Впрочем, еще надо проверить, каковы у Павича не только пьесы, но и повестования. Вдруг через кишочки раскатанной по всей мифологической плоскости Лилит проступит, не знаю, разметка баскетбольной площадки. Мало ли.
Как известно, каждый развлекается и морочит себе голову как может. Я, например: а) пытаюсь рассматривать человечество с точки зрения математики и логики — и терплю крах, естественно; б) вспоминаю, в какой серии стартрека или хауса играл вот этот чувак, да, да, тот, третий слева во втором ряду. К слову, может, кроссовки на ногах хоббитов я и не замечала никогда, зато видела, что в x-files один и тот же актёр был расплавлен инопланетянами до пятна на асфальте сначала во втором сезоне, потом в пятом. А всё потому, что в другом сериале он играл себя и собственного праправнука. Ну а что с Канады взять, да. И это я ещё про Lexx ничего не сказала, вот уж где четыре канадских актёра играли пятьдесят человек. в) цепляюсь к одной какой-нибудь песне, слушаю её, пока она не начнёт с виниловым скрежетом заедать — не в плеере даже, в голове; а потом уже пытаюсь понять, о чём вообще чуваки поют. Потом — глубоко раскаиваюсь в своих желаниях.
ten thousand horses, sable island, endless summer oh my god i’m hot to steal, beside myself and friendless, number i ain't got no culture, nothing, dirty words, but that don’t count flight attendants, waitresses, superstition, good amounts there’s work to do, hell to pay, memories and fingerprints calling, pop, and ignorance and i don’t wanna know, sick and tired zoom, kick, persuasion, tech, zoom, kick, persuasion, tech it’s an egg and spoon race, slow and steady, desert highway, a bien tot still i’m stuck, i cant afford it, picture, postcard, small momento echo, shadow, echo, shadow, sterling silver, burning furnace frozen nowhere, just a kid, i had a friend named deadly earnest cross my heart and hope to die, stick a needle in my arm praise the heavens, call the cops, relax, there’s no cause for alarm diamond rings and little babies, startle mints and miracles i remember pretty faces so severe and lyrical i’m talking amelia erhart, neko case and frida kalo all alone, the way it should be, i don’t even need a shadow seeds of wisdom, found no purchase, we don’t even have a chance birthday party, armageddon, long stemmed roses, avalanche broken fingers, going nowhere, fast and screeching to a halt all that work for nothing and oh boy its all my fault zoom, kick, persuasion, tech, zoom, kick, persuasion, tech zoom, kick, persuasion, tech, tech, tech, tech i don’t wanna go to pieces, easy going, afraid to fly and so i’m running catching fish and chopping wood, the revolution, slow time coming i don’t know what else to do, cross my fingers, teach the children read your fortunes, storm the studios, come on all ye faithful pilgrims no more same old song and dance, some good ideas get overplayed i eat my breakfast, ride my bike, a knife between my shoulderblades see i’m a man of many problems up against some scary odds we kill, we hide, we all fall down, idiots love to bury gods it doesn’t happen overnight, though never, still i’m filled with wonder lonely like a tightrope walker, hitchhiker, long distance runner zoom, kick, persuasion, tech, good night for you bad night for me but i still love you lying down, k i s s i n g not bad, not bad, not bad at all i tried your shoes on cigarettes and crucifixes, igmar burgman, alphonse lozon really boring modern music, really boring modern girl get me out of here, i’m drowning, i don’t like this modern world anti-intellect bad marketing, pretty, pretty, who needs talent crying eyes, we’re so outnumbered, fight for the right to remain silent what do i know, who am i, my two left feet my big dumb face i’d do the same if i had the chance, cheat the system, rig the race it’s all one big misunderstanding, inside out i turn my coat don’t look back don’t move a muscle, one false move that’s all she wrote zoom, kick, persuasion, tech, zoom, kick, persuasion, tech zoom, kick, persuasion, tech, tech, tech, tech
И у меня, например, уже глаз тикает от этого текста. Нет, я-то в общих чертах могу понять, о чём тут поётся. А не понять — так придумать, подогнать мораль и метафизику; это дело, хоть и попахивает постмодернизмом, сложности не представляет — но и честности не содержит. Вот хочу честно знать, о чём дословно, построчно песня. И что я наблюдаю с пафосной высоты своей честности? Кошмар, кошмар я наблюдаю.
Вот, допустим, первая строчка. «ten thousand horses, sable island, endless summer» Этот безжалостный и беспощадный ассоциативный ряд расшифровывается так. Sable island — это в Новой Шотландии (Канада! опять Канада, ваа!) Там толпами бегают дикие пони или какие-то другие характерные лошади. Возможно даже все десять тысяч. С бесконечным летом всё понятно.
Но это только первая строчка. А дальше мва-ха-ха вторая. «oh my god i’m hot to steal, beside myself and friendless, number» Заяц говорит, что то ли парню слишком жарко, чтобы воровать, то ли он слишком крут для этого. И вообще, мол, бойцовским клубом от этого пахнет. Но это предположения и запахи, да и пахнет только половина строки. А дальше, дальше-то что, чего у него friendless? Так и тянет исправить на fiendless, но это уже мифологический постмодернизм, а он в другой песочнице.
Так подскажите же мне конкретики перевода, уважаемые чуваки, а то я сейчас приплету сюда дальше по тексту эффект от приёма ЛСД, а на строчке «zoom, kick, persuasion, tech, zoom, kick, persuasion, tech» заявлю, что я — десять тысяч лошадей и начну синхронно лягать пространство сорока тысячами копыт , пытаясь пробиться через «кротовую нору» в другую вселенную, где я лучше знаю английский и где в Канаде актёров хотя бы пять.
Или контролировать белый шум, так чтобы эхо торжества человечества над разумом металось только между девятыми этажами — от окна к окну, как шарик от пинг-понга — и не спускалось ниже. Тут по-прежнему своё морское дно, коралловые рифы, рыбы огибают плечи. Но море нынче тёплое, чистое и прозрачно-лазоревое; и вообще, неспешно дрейфуем к югу искать, где бы упасть за край земли. И какое-то оно всё в тонком весеннем свете такое красивое, что мне и сказать-то нечего.
Всякий раз убеждаюсь: когда говорят «меня никто не любит», это означает «меня не любит кто-то».
И ещё убеждаюсь: если в голове вертится слишком много такого, что можно элегантно размазать словесами по миру, но что по сути сводится к фразе все такие роботы, что просто блять, то нужно выключить, выключить, выключить и лечь спать. Если уж на четыре дня окуклиться не получается.
— ...У него два ногтя, это я точно знаю, — говорит один маленький мальчик другому маленькому мальчику. — А у велоцираптора сколько ногтей? — А велоцираптор — это как тираннозавр. Только маленький. — Ну, не такой уж и маленький, — рассудительно замечает второй.
Меня пугает то, что в этот раз Вселенная пытается разговаривать со мной с помощью велоцирапторов.
***
Когда Касперский чуть было не задавил жабу (редкий случай не противоположного процесса), полезла на %sitename%. А там баннер:
Ясно созерцаю своё будущее: язва, борода (или перекуры для подумать каждые 15 минут — равноценные архетипы как будто), кот по имени Спок. Впрочем, подсознательно я всегда знала, на что иду.
***
Или вот случай был. Делала как-то раз Настя ремонт в квартире. Мощнейший ремонт — из квартиры унесли всё. То есть, совсем всё. Один бетон кругом. Унесли из квартиры, значит, всё и оставили так на недели две. Через две недели обнаруживают, что ограбили эту квартиру. То есть как ограбили. Вскрыли дверь и встретились с пустотой. И в расстройстве украли все лампочки.
Или вот, допустим, еду я каждый день в метро десять остановок. Вы, когда едете в метро, вы вообще осознаёте, что вы под землёй? Метров тридцать вглубь чудного слоёного пирога из асфальта, канализации, захоронений индейцев — я не очень в курсе, из чего готовят в городе поверхность. Но вот эта куча вещества — и над головой. И каждый день. Это же ненормально. А ещё по трубе ехать. А ведь кто-то эту трубу рыл; и допустим он рыл, рыл, рыл и вдруг понял, что вот он, человечек, вот перед ним земляной такой тупик, толща какой-то кулебяки, а позади него — фонари, техника, рельсы, в общем, здоровая пустая труба. А над головой — те же тридцать метров кулебяки. Он ведь даже не муад-диб, он в лучшем случае какой-то пакман.
Впрочем, на поверхности ничуть не лучше. Потому что если рассудить, то на поверхности — всё равно на дне. Дне воздушного океана пусть, не водяного, но всё равно как-то неуютно. Атмосферный столб давит, груз ответственности перед озоновым слоем, всё такое. Давит на дне океана, а кончается океан — сколькими-то тысячами километров выше, километрами, бррр.
Впрочем, выше океана идёт такой беспредел неконтролируемого пространства, что о нём лучше не распространяться. Главное, не смотри ему в глаза, и помни, оно боится тебя точно так же, как и ты его; как-то так.
А вообще это пост о том, что я очень странно себя чувствую, когда еду в метро совсем такая в платье, а в ушах звучит «пива, счастья, выхода, хлеба, штанов и будущего нет» и другие дивные строчки, а мозг тем временем аккуратно отсекает половину внешнего мира — потому что это логично. При этом единственная картина перед глазами — резвящиеся велоцирапторы и летучие скаты. Ну вот ка-а-ак.
То, что день факультета у нас первого апреля, — символизирует. Кроме того, факультету нынче сорок лет. Озираюсь: кругом — то ли пустыня, то ли стены Красного моря.